ВИЗИТ СТАРОЙ ДАМЫ НА ТУНЕРЗЕЕ

Июль-август в немецкоязычном пространстве — время, когда закрывается большинство крупных театров, и постановщики мюзиклов, а следом за ними и ценители, перебазируются в провинцию, часто — на открытые сцены в живописных местечках, в руинах старинных крепостей, на горных озерах…

Летняя природа обеспечивает представление нерукотворными декорациями, сообщая действу особую атмосферу, однако есть у этой благодати и своя оборотная сторона: унылые ряды закутанных в прозрачные плащи зрителей, мокнущих под дождем, ежащихся при порывах шквалистого ветра или плавящихся под нестерпимо палящим солнцем, щурясь против света на сцену. Отменяют представления редко, в случае отмены назначают дополнительные, возвращать деньги за билеты не принято…

Мое тройное посещение нового мюзикла «Визит старой дамы» по классической пьесе Фридриха Дюрренматта на Тунерзее в Швейцарии протекало в поистине экстремальных обстоятельствах, и однако великолепная, полная нарастающего напряжения постановка Христиана Штруппека на озерной сцене определенно стоила долгого путешествия на родину Вильгельма Телля (15 часов в одну сторону через Хельсинки, так как рейсы оттуда существенно дешевле, чем из Питера).

Мне еще повезло. Представление накануне моего приезда было отменено, и в мой первый день в Туне прогноз обещал непролазный дождь, однако днем лишь слегка накрапывало, к вечеру же вовсе посветлело и выглянуло солнце.

Несмотря на это, а озере дул пронизывающий ледяной ветер, меня трясло так, что соседи косились с жалостью (и теплее кутались в куртки и пледы), и я с ужасом думала, что мне тут еще два спектакля сидеть… Замерзли насмерть все, кто там был, и в куртках, и в пледах (подозреваю, что пледы продавали тут же при входе, потому что много было одинаковых, но я не видела, где). Аплодировали горячо и воодушевленно, так как это был хоть какой-то повод подвигаться. И однако, действо захватывало невероятно, в какие-то моменты заставляя абстрагироваться от дискомфорта, и в целом эффект был что называется контрастный — сродни тому, что испытывает самец богомола, которого самка пожирает по время секса…  

На следующее утро все, кто были на озере вечером, оделись насколько было возможно тепло, и, конечно же, нас ждало бешеное солнце, чей эффект еще усиливала водная гладь, ни ветерка и раскаленные сиденья.

Вечером условия были идеальные – тихо, ясно, прохладно, но не до дрожи, вот только мы нас уже так обожгло солнцем, что страшно было в зеркало смотреть…

Смысл утренних представлений мне остался непонятен, так как за отсутствием темноты нельзя использовать игру освещения, которое в любой пьесе играет значительную роль, не говоря уже о бьющем в глаза солнце. Соответственно, и стоят эти представления вдвое дешевле, и зал незаполнен, а как должно быть тяжело актерам, у которых уходит на работу целый день, да еще начинается с раннего утра после вчерашнего вечера на сцене!

Зато зритель-фанат, которому выдалась возможность упаковать в два дня три спектакля, медленно поджариваясь заживо, наслаждался бравурными мелодиями и бушующими страстями и радостно предвкушал вечерний спектакль.  

В немецкоязычном пространстве пьеса Дюрренматта входит в школьную программу, каждый ее хорошо знает, и потому особенно примечательно, что публика с распростертыми об’ятьями и стоячими овациями встретила мюзикл, в котором знакомой гротескной и страшной истории сообщили несколько иное звучание, бОльший драматизм, бОльший эмоциональный накал и жестокость, добавив новые сатирические мотивы.

Для тех, кто не в курсе: 

Маленький городок Гюллен, несмотря на неплохой потенциал – руды-фабрики-заводы – находится в состоянии безысходной нищеты, и единственная его надежда на возрождение – приезд миллиардерши Клэр Заханассьян, когда-то выросшей в этом городе. Население очень надеется на сентиментальный порыв богатой дамы и на то, что ее бывший возлюбленный Альфред Илль, местный владелец лавки, настроит ее на нужный лад. 

Клэр обещает городу фантастическую сумму денег, но только в обмен на труп Илля.

Когда-то Илль сделал ей ребенка и отказался его признать, Клэр подала на него в суд, но он предоставил подложных свидетелей, которые показали, будто тоже спали с ней, город осудил девушку и выставил прочь, Клэр потеряла ребенка и стала проституткой. Чередой удачных браков сколотив гигантское состояние, она возвращается в родной город, чтобы отомстить.

Город выступает в защиту Илля и отвергает ее абсурдное требование, однако в горожанах подспудно зреет надежда, что раз деньги обещаны, все как-нибудь устроится, и город свое получит. Они начинают покупать в кредит дорогие вещи, и чем выше растут долги, тем прочнее весь город утверждается в готовности совершить убийство. Илль мечется в страхе и отчаянии, ища защиты у властей, пытаясь бежать, но в результате именно страх позволяет ему трезво оценить собственные поступки и из подлеца превратиться в достойного человека. Попутно выясняется, что именно Клэр скупила все предприятия города, намеренно разорив его, чтобы подвести к этой черте, за которой ни у кого из персонажей уже нет иного пути. Приговор Иллю выносят общим голосованием и убивают – всем миром, чтобы получить вожделенный чек.

В программке спектакля город Тун, подобно Гюллену в пьесе, гордо назвали «городом с культурой, где раз переночевал Гёте и Брамс написал сонату для скрипки и разные песни», намекая тем самым, что Тун идеально подходит как естественная декорация для пьесы.

Музыка на мой – положа руку на сердце – невзыскательный вкус вряд ли отличалась большой оригинальностью, но и скучать не позволяла, бравурная, страстная и привязчивая – обрывки мелодий до сих пор, по прошествии пары недель, вертятся в голове.

Режиссура и хореография были великолепны, в очередной раз признаюсь в любви Гергену и Штруппеку, и остается только радоваться, что Уве Крёгер в последнее время плотно держится этих режиссеров, и что создатель сего действа ныне служит интендантом ФауБдубльВ – Об’единения Венских Театров. Думаю, нас ждет еще много интересных постановок.

Все сооружение, включая зрительские ряды, располагалось на воде. С суши металлическая конструкция имела вид далеко не эстетичный, напоминая гигантский спрессованный клубок металлических трубок или сложенный кусок проволочной изгороди. Со стороны озера крутым амфитеатром поднимались к «ложам» (закутку под навесом) простенькие пластиковые стульчики. Оркестровая яма была полутоплена под сцену и накрыта сверху стеклом на случай дождя, поэтому первые ряды находились почти у самой сцены (как я это люблю!). Все подсобные помещения, видимо, располагались под сценой, чуть ли не под водой, большинство входов туда были хорошо спрятаны, и появления артистов из ниоткуда временами завораживали.

Декорации состояли из железных конструкций, изображающих примитивные силуэты домов (в начале пьесы покосившихся и серых, отмечая упадок Гюллена, к концу – прямых, горящих кроваво-красным на фоне черного неба), черного паруса яхты Клэр с логотипом «Z» а ля Зорро, скамейки в уголке, да пары столов и ящиков, которые выносили по мере необходимости. На заднем плане поднималась огромным треугольным крылом часть сцены, на которую выходили юные Клэри и Альфред в воспоминаниях героев на фоне шикарного заката. Задником служила ровная гладь Тунерзее, гордые вершины Альп, вечерняя заря и крупно-звездное ночное небо.

Вся задняя часть сцены была покрыта водой по щиколотку, в отдалении она сливалась с озером – наверно, там был какой-нибудь бортик, с первого ряда не видно, и обряженный в резиновые сапоги каст (включая девушек в воздушных бальных платьях) увлеченно бегал там, топал, поднимая брызги. На самом деле, все это было очень уместно, и вода играла не последнюю роль в создании атмосферы.

Главное изменение в сюжете относительно источника касается образа Клэр. В оригинальной пьесе Клэр вряд ли может вызывать симпатию со своими протезами, бесконечными мужьями, нарочитой жестокостью. Здесь же гротескные черты убрали – мужей, слепцов-кастратов, фарсовый судебный процесс в гостинице – все всё помнят, всем всё и так понятно.

Клэр – великолепная Пия Даус – является в город не на поезде, а на яхте под черным парусом и медленно спускается на берег: высокая, худая, затянутая в элегантный черный брючный костюм, с пышной шапкой седых кудрей, тяжело опираясь на трость. В двух мощных номерах «Gerechtigkeit» (Справедливость) и  «Die Welt gehört mir» (Мир принадлежит мне) она рассказывает свою историю. Вина Альфреда здесь еще глубже: после суда Клэр спорила с ним в неком амбаре, он толкнул ее, так толкнул, что решил, будто она умерла, и тихо смылся от греха подальше. Клэр осталась жива, но потеряла ребенка – непосредственно по его вине. Самая жестокая сцена спектакля показывает нам, как девушка в платьице с окровавленным подолом, шатаясь, уходит из родного города и становится шлюхой. Зрителю ясен бешеный накал владеющих Клэр чувств – страдания, обиды, ненависти, любви, и она вызывает равную симпатию с Иллем. Ей достаточно было сказать одно слово, чтобы все закончилось хорошо, но в каждом ее жесте столько боли, что вся невозможность прощения для нее совершенно очевидна. 

Глубже, объемнее сделали других персонажей, чьи образы в оригинальной пьесе были лишь схематично набросаны. Матильда, жена Илля, здесь безумно любит своего мужа, в страстном соло «Ich schütze dich» (Я буду тебя защищать), она клянется стоять рядом с ним до конца: «Ты причина того, что я дышу». В отличие от источника Матильда не предает Альфреда до самого финала (не покупает себе ценную шубку ;) ), он сам отвергает ее любовь, раскрыв ей правду: он всегда любил только Клэр, а женился – на Матильдиной лавке. И на общественном собрании, Матильда голосует против Илля последней, нехотя, все еще сомневаясь, в отличие от милых деток, готовых убить родного отца ради будущего благополучия (самый страшный и циничный, на мой взгляд, момент в постановке). 

Таким же образом усилили линию и образ полицмейстера (Норберт Ламла) – здесь он друг Илля с детства, и когда Альфред прибегает к нему за защитой («Это же все не всерьез, и знаешь, почему? Да потому что сумма в два миллиарда – дико завышена! Ну хотела бы тебя убить – обратилась бы к профи. За тебя – тыщи две-три, но два миллиарда – это же смешно просто!»), они исполняют проникновенный дуэт – настоящий гимн дружбе «Freunde fürs Leben» (Друзья на всю жизнь). В конце пьесы, принеся дорогому другу пистолет с заботливой рекомендацией «В рот надежнее», полицмейстер снова напомнил Альфреду об их дружбе, но не смог завершить строку: «… и до смерти».

Остальные персонажи – учитель, бургомистр, священник – получили имена, тоже став понятнее и ближе, и нам, и загнанному в угол Иллю. Естественно учителю досталось отдельное соло – роль последнего в городе честного человека (кстати, здесь он не произносит на собрание свою ханжескую речь и голосует одним из последних) досталась Итану Фриману, фигуре в немецкоязычном мюзикле, пожалуй, не менее весомой, чем Уве и Пия. 

Таким образом, здесь ситуация более драматична: здесь нам предлагают встать на место не только центральных персонажей, но и каждого жителя Гюллена и ощутить, что речь идет не о жизни одного из жителей твоего города, а о жизни твоего близкого друга, мужа, отца… И совсем иначе воспринимается ужас Илля, когда он, услышав звук нового колокола в церкви (Священник: «Прекрасный тон, правда? Такой… позитивный!»), восклицает: «И ты, Йоханнес! И ТЫ!». И священник, изменившись в лице, кричит Иллю бежать и избавить город от искушения.

Первым хитом пьесы – номер, рассчитанный на шоустоппер, была общая песня «Ungeheurlich» (Чудовищно) — возмущенный протест города в ответ на предложение Клэр, в хореографии номера использовалась водная поверхность сцены, и получился мощный, ритмичный танец среди летящих брызг в сочетании с жестким, сухим звучанием немецкого текста.

Конечно, много и было сатирических и просто смешных эпизодов: милитаристкое оформление охоты на черную пантеру, псевдо-христианское шоу для журналистов, фигура мясника, присланного присмотреть, чтобы Илль не вздумал выступить перед прессой – настоящий монстр Франкенштайна. Но если на первых двух шоу публика настроена была посмеяться, то на третьем в зале стояла тишина – настолько восприятие публики попало в тон с переживаниями Клэр и Альфреда, что было не до смеха.

Не скажу, что Уве Крёгер в роли Альфреда Илля как-то особо поразил меня или что я увидела в его исполнении нечто для себя новое. Видела я перед собой то Максима де Уинтера, то Георга фон Траппа. И видела я именно то, что и ожидала увидеть, просто, как я знала с самого начала, как услышала, что он будет играть в этом мюзикле, его гиперэмоциональная манера игры идеально подходит к образу Илля. И сыграно было соответственно. Плюс присутствие на сцене Пии, а между этими двумя неизменно возникает такая энергетика, что хватило бы на электричество во всем Туне на вечер…

Здесь было все: ностальгические воспоминания юности, растущий страх, надлом, готовность унижаться и умолять о пощаде, пробудившееся заново чувство и наконец – не тупое безразличие обреченного, смирившегося со своей судьбой, а холодная гордость человека, который прошел все круги ада и по-новому видит мир. Здесь не прозвучали мои любимые слова Илля в пьесе: «Для меня это будет правосудием, чем это будет для вас, не знаю» (их заменили на целую песню), однако, когда полицмейстер взвыл: «Я несколько ночей не спал, прежде чем сделать это предложение!», Илль холодно спрашивает с каменным лицом: «Какое предложение?» — ясно, что помогать своим палачам он не намерен. И проводив старого «друга» эхом их дуэта: «(друзья)… до смерти!», держа в руке пистолет, он исполняет свое единственное (и необыкновенно драматичное) соло: «Ich hab die Angst besiegt» (Я победил страх) и тихо кладет пистолет на пол.

И особенно страшно видеть, как, гордо войдя на собрание и твердо приняв приговор общественности, перед лицом смерти Илль внезапно ломается, и дрожащим тихим голосом жалобно лепечет: «Прямо сейчас? Я думал, это произойдет дома…»

Но в финале есть и некий светлый момент. Когда тело Илля со стуком падает за сомкнутыми рядами горожан, Клэр вздрагивает, оглядывается и видит на горе – в мире воспоминаний, — как к их молодым образам прибегает девочка – их нерожденная дочь. Словно, пройдя через страдание, ненависть и любовь, там, в ином пространстве, они теперь всегда будут вместе.

Но Клэр пока еще здесь. Над телом Илля она протягивает бургомистру чек и называет весь город убийцами. Черный парус исчезает в озере, бургомистр выходит на авансцену и поднимает в руке чек, а все население Гюллена жадно тянет к нему руки.

А потом над гаснущими прожекторами, на потолке театра, где сценой служит вода, а декорациями горы, становятся ясно видны звезды, яркие и близкие…

С февраля 2014 года мюзикл «Визит старой дамы» будет идти с тем же звездным составом (во всяком случае, что касается Уве Крёгера и Пии Даус) в венском «Ронахере». Будет очень любопытно посмотреть это действо в большом театре, вот только сложно предугадать, когда будет выступать Уве, так как в начале следующего года ему придется играть одновременно в трех спектаклях.