Брутально, но честно!

Только побывав на Вилле Трапп, я осознала, что из Зальцбурга не видно гор. Исторический центр города, в котором, естественно, и крутишься, если уж занесло сюда, находится в глубокой долине, практически в яме, куда вдобавок сползаются тучи со всех окрестностей, так что все единодушно утверждают, что в Зальцбурге очень редко бывает солнце. Чтобы увидеть эти самые белоголовые альпийские вершины, нужно выбраться в пригород или влезть на какую-нибудь верхушку внутри. И только тогда становится понятно, какая благодать тебя окружает. В мои прежние приезды в этот удивительный, ни на что не похожий город, меня встречало солнце и яснейшее небо, только в этот раз, весной, Зальцбург хотя бы отчасти показал свое будничное настроение: прохлада, тучи и мелкая, висящая в воздухе хмарь, к коей, впрочем, я и дома хорошо привыкла. Настроение все равно было празднично-трепетное, так как приехала я – снова на родину Георга фон Траппа – чтобы принять участие в очередной встрече ИУКЦ – Международного клуба Уве Крёгера.

ИУКЦ – учреждение почтенное и исключительно качественно организованное. Клуб существует около двадцати лет – как раз с тех пор, как Уве начал свой звездный путь, создав легендарный образ дер Тода в первом национально-немецкоязычном мюзикле «Элизабет». И эта встреча – восемнадцатая по счету, до последнего времени они проводились аккуратно каждый год, только в прошлом году получился перерыв, по чисто техническим причинам. Конечно, раньше, когда это все только начиналось, и главный участник их был моложе, встречи проходили более бурно, нежели в последние годы, проводились разнообразные конкурсы, лотереи, показы «мод», Уве устраивал для поклонников (в основном, конечно, поклонниц, мужское население клуба составляет процентов 5) целые дополнительные концерты. Теперь это все потихоньку спускается на тормозах, впрочем, для многих членов клуба встречи эти давно уже стали не столько возможностью приблизиться к сценическому кумиру, сколько – поводом встретиться в праздничной обстановке со старыми друзьями, любителями мюзиклов с других концов Австрии, Германии, а то и с других концов света ;) Опасаясь обвинений в нарциссизме, Уве с самого начала подчеркивал: это не ФАН-клуб, это клуб Уве Крёгера, давая понять, что его цель – собирать вокруг себя не своих поклонников, а просто людей с общими интересами и знакомить их между собой. Именно это у него в результате и получилось – наблюдая за происходящим, чувствуешь, что для многих участниц его автограф или фотография – не самоцель, а некий обязательный ритуал, сопутствующий общению с друзьями.

Итак, раз в год фанаты числом от ста до четырехсот человек собираются в том городе Австрии или Германии, где Крёгер в данный момент выступает, посещают аутограммштунде – раздачу автографов и фотографирование, спектакль или концерт (обязательные пышные букеты для ведущих артистов и ставшее легендарным «ИУКЦ-настроение» в зале, разительное отличающее эти спектакли от ординарных) и вечеринку с танцами, на которой Уве делает еще небольшое выступление. Праздник всегда бывает костюмированный, под определенным девизом, подразумевающим разную степень вольности в костюме – это может быть и просто определенный цвет или стиль, или же вполне конкретное задание, как в этот раз. Поскольку встреча проводилась в Зальцбурге и целью ее были «Звуки музыки», то темой вечера, естественно, стал трахт – национальный альпийский костюм. Публика в дирндле – женском варианте костюма, с глубоким декольте, шнурованным лифом и ярким фартуком – радует глаз яркими цветами и хорошо подчеркнутыми фигурами на каждом представлении: в Зальцбурге это обычная форма одежды. Однако, на двух «клубных» представлениях, в день встречи и накануне, нарядных дам было особенно много, и спутники многих из них щеголяли знаменитыми ледерхозен – вышитыми кожаными брюками.

В этот раз встреча проходила по меркам ИУКЦ скромно – приехало полторы сотни человек, в том числе представители клуба из России ;) и Японии.

Могу себе представить, что для самого нашего героя каждая встреча – не праздник, а целый день напряженного труда (и даже НЕ представляю себе, насколько изматывают эти часы за письменным столом: выслушать, подписать, встать, улыбнуться в камеру, снова сесть, не без испуга смерив взглядом нескончаемую очередь… А после спектакля был  еще метко запущенный через яму букет, ударивший его прямо в лицо. На свое счастье Вицке выходила последней, знала, что ее ждет, и успела сгруппироваться и прикрыть руками голову :) ). 

Вот такой ракурс я особенно люблю: когда он смотрит в сторону, глазищи безразмерные…

Однако, приобщившись к этому самому «IUKC-Stimmung», особому настрою публики, я поняла, что такая фантастическая отдача дорогого стоит. Прошлая встреча, в которой я тоже принимала участие, шла довольно тяжело, Крёгер взялся тогда за проект, который ему было физически не потянуть, и фанаты были разочарованы. В Зальцбурге же все было, как должно – как в те времена, когда один из артистов, с завистью слушая грохот аплодисментов, спросил Уве: «И сколько ты им платишь?!» Вдобавок, у меня была возможность сравнить поведение клубной публики с реакцией каждодневных местных зрителей, и разница ощущалась огромная. И сам спектакль я смотрела все с большим и с большим удовольствием, рассматривая пропущенные в первый раз детали. Теперь, привыкнув к новым текстам песен, я прочувствовала, насколько аутентично звучит весь спектакль на немецком языке. Все эти Herr Kapitän, erster Offizier, Marschieren, Uniform и прежде всего – ja… wohl! создают множество смешных моментов, которые в англоязычной и русскоязычной интерпретации просто потеряются.

Праздник продолжался в банкетном зале одного зальцбургского отеля, во всегдашней интимной полутьме – не к радости любителей видео. Крёгеру обилия света и цвета хватает и на сцене, поэтому он по очереди вылавливал официантов и просил погасить очередную лампу, и не успокоился, пока не погасил все. Уве делил внимание между своими собственными гостями и танцующими фанатами, естественно, порадовал непременным «Эдельвайссом», предложил задавать вопросы, несколько растерялся, получив в ответ: «Ты лучше спой!», так как не запасся минусами, и исполнил «The Rose» а капелла, это было прекрасно.

Мне было особо не с кем общаться, я наблюдала за танцующими, чувствуя, что переоценила свои силы, и уже подумывала уходить, чтобы не заснуть прямо тут, когда Уве это заметил и просто вытащил меня на «паркет». На испуганное: «Я не танцую» мне было отвечено суровым: «А должна! Ты же вырядилась в ледерхозен!» С координацией движений у меня вообще плохо, и ничего путного из этого не вышло, но для меня это, конечно, стало хайлайтом вечера. И особенно приятно было лишний раз убедиться, что Уве Крёгер, король немецкоязычного мюзикла – не только на редкость красивый мужчина и талантливый артист, но и человек очень внимательный к окружающим и просто хороший. Понял, что мне скучно, что я приехала сюда только ради него, ну и… навел порядок :)

Меня еще торжественно представили Кристоферу Вольфу – возлюбленному Уве, они вместе уже 16 лет. Кристофер при ближайшем рассмотрении тоже производит самое приятное впечатление, они исключительно симпатичная пара.

На этом, правда, сказка не закончилась: я посетила на прощанье еще следующее шоу, поселившись на это время в Айгене, на окраине Зальцбурга, на знаменитой вилле – уж чтобы получить полное представление. Все мои немецкие и австрийские знакомые не рискнули с виллой связываться в уверенности, что это страшно далеко и дорого. Оказалось вполне достижимо, и цена была средняя – я, конечно, не в апартаментах баронессы поселилась, а в скромной комнате одной из девочек, по имени Кикули. И хотя у меня были сомнения, стоило ли бронировать отель в пригороде, куда ночью не очень-то доберешься, на месте я поняла, что побывать там действительно стоило. Уве говорил, что, глядя с террасы виллы на снежные вершины вокруг, понял, как трудно Георгу было уехать оттуда. Я же впервые почувствовала, что мне нравится Зальцбург – видимо, потому что взглянула на него с обратной стороны, не из центра, где постоянно толпятся туристы. Ну и горы… горы, конечно, тоже. Они там так близко.

Обстановка, в основном, современная, но стол и скамьи в вестибюле помнят Георга фон Траппа.

Свадьба настоящих Георга и Марии.

Последнее шоу оказалось достойным завершением путешествия – если не считать матери-настоятельницы, которую играла другая актриса, очевидно, не знавшая текста, спектакль был идеален, и главный герой понравился мне даже больше, чем на двух первых представлениях и определенно больше, чем прошлой осенью. Несмотря на почти полное отсутствие реакции в зале, он играл еще более эмоционально, пел свободно, легко играя голосом от необычно низкого для него баритона до совсем уже неожиданного контр-тенора в последнем «Ade». А в восхитительном «Эдельвайссе» эмоциональное напряжение даже вызвало у него нервный тик, что, впрочем, в той сцене было только уместно. Ну что ж, в недавнем интервью Уве сказал о мюзиклах: «Это жанр брутальный, но честный»…

Мы мило распрощались у SD незадолго до полуночи, когда поезда и автобусы в Айген уже не ходили, и я направилась на стоянку такси, которое потом еще укатило меня на другой конец Зальцбурга: «Да все эти виллы одинаковые, я их все время путаю!»

«Ну-ну!» – кивнула я, проходя по мелкому, почти как песок, гравию к крылечку и отпирая своим ключом внешнюю дверь виллы. А внутри ждал задумчивый вестибюль с антикварной мебелью и дубовая лестница на второй этаж – темно и совершенно тихо, как будто никто там больше не живет, и оттого обстановка тем более уютно-домашняя. И было ощущение путешествия во времени, ведь меня окружала старательно воссозданная атмосфера тридцатых годов на сцене, идеально подходящие для своих ролей артисты, бережно хранимая аура прошлого в спрятанном за глухими стенами парка доме, и вокруг – сияющие вершины, для которых и времена фон Траппов и наша нынешняя возня умещаются в одно мгновенье…

Zurück nach Manderley

К концу 2011 года мое любимое из творений Левая-Кунце полностью оккупировало немецкоязычное пространство, открывшись осенью в швейцарском Занкт-Галлене и в декабре в Штутгарте, роль Максима в обеих постановках играет Томас Борхерт, роли миссис Дэнверс поделили меж собой две легендарные Элизабет – в Швейцарии Мая Хакфорт, в Германии – Пия Даус. Обе постановки осуществила Франческа Замбелло, оригинальный режиссер Ребекки, однако, хорошо ли это… вот тут у меня имеются некоторые сомнения… Впрочем, по порядку. 

Поскольку в конце марта я должна была быть в Зальцбурге на встрече ИУКЦ - клуба Крёгера, мысль посетить уж заодно Штутгарт возникла сразу, оставалось только выждать, кто же будет первым после Уве немецкоязычным Максимом (увы, надежды на то, что единственный и неповторимый создатель образа владельца Мэндерли снова будет выступать в любимом спектакле, да еще с давней сценической партнершей Пией, оказались тщетными, Впрочем, я особо и не рассчитывала). Пии роль в этой постановке была предназначена с самого начала, тогда как Максима выбирали на двухэтапном прослушивании, собравшем суперзвезд немецкоязычного мюзикла. В ожидании результатов прослушивания прошли весна и лето, и осенью, как только был объявлен каст, я бросилась на сайт стейджа покупать билет (ненавижу всю эту стейджевскую организацию – платишь лишних тридцать пять евро за доставку, вместо того чтобы просто распечатать билет из pdf’a). Никаких, однако, гарантий, что именно Томас будет играть именно в этот день, разумеется, не было, при его занятости в десятке-другом разных мелких шоу одновременно, на основную работу он заглядывает лишь от случая к случаю. Пия, впрочем, тоже.

Ребекка имеет место быть в театре «Палладиум» в Штутгартском СИ-Центруме – это небольшой ультрасовременный анклав в одном из южных районов, в 20ти минутах от центра города на электричке, предназначенный для развлечений – казино, театры, дорогие отели, рестораны-бары. Штутгарт вообще производит странное впечатление – посмотришь на карту и видишь не цельный городской массив, а какие-то рваные куски со сплошной зеленью между ними: это бесконечные виноградники, оккупирующие холмы вплоть до центра крупного промышленного города. Вот и СИ-Центрум – отдельный, независимый островок среди всей этой общей несуразности. Я заехала туда в середине дня – спросить в кассе насчет сегодняшнего каста и в случае необходимости купить билет на завтра, но меня встретило лишь всеобщее запустение – все везде открыто, и ни живой души, только гулко разносится по пустым пассажам-залам-гардеробам одинокий стук моих каблуков. Даже театральные кассы открываются только к вечеру.

К шести часам, когда уже подступали сумерки, Центрум ожил, и на площади перед театром было не протолкнуться. Как и многие другие театры современной постройки, Палладиум внутри выглядит скучно: однотонные стены, никакого декора, темного цвета зал, наводящий на мысли о гигантской пещере, зато партер круто поднимается вверх, что позволяет нормально смотреть шоу, а не ерзать, выглядывая между чьих-то ушей. Да еще в кои-то веки передо мной, сидящей в третьем ряду, расположились люди маленького роста.

Первое яркое впечатление от самого шоу – это сногсшибательные декорации. В принципе, здесь почти такой же сет, как был в Вене, только сама сцена заметно больше, чем в Раймунде – есть где развернуться. От высоты отельного плафона или взмывающей в необозримые дали лестницы, или балдахина постели просто захватывает дух – ощущение почти как в готическом соборе. А какой шикарный был пожар… Когда взорвалась в полете падающая люстра, люди в зале вскрикивали в голос.

Только повеселил меня тот факт, что они использовали одну и ту же декорацию для апартаментов Джайлза и Беатрис и сразу после этого – кухни в Мэндерли. Ну-ну…

Потом она, правда, служила еще и конторой, и зданием суда, в общем, экономия в жизнь, но тут уж получилось очень нарочито :)

Принципиальные изменения по сюжету, точнее, по ходу песен: убрали номер Wir sind Britisch, и честно говоря, туда ему и дорога: никогда не могла понять, зачем он вообще нужен. Заменили его песенкой сплетничающей прислуги, куда более уместной. И появился новый номер Zauberhaft natürlich (Волшебно естественна) не много не мало лишняя ария Максима. Я еще заранее расстраивалась, что Крёгеру ее уже не петь, но, послушав эти сахарные сопли, поняла: и Gott sei Dank, что Крёгер ее не исполнял. Что они сотворили с ролью Максима, это просто убийство…

К счастью, мне достался не просто Борхерт, а прямо целый первый каст ведущих актеров. Если под Томасов график я еще как могла подстраивалась, выбирая день, то заполучить Пию даже не рассчитывала. Не досталась мне только Керстин Ибальд, оригинальная венская Беатрис, что печально, поскольку очень она мне симпатична, но пережить можно. Зато к концу песенки о родственниках я поняла, что влюбилась в Джайлза – он был совершенно очарователен. Джек Фэйвелл был омерзителен, в отличие от Леппера или Месароша ни малейшей симпатии он у меня не вызывал, но это тоже, по-своему, неплохо. Ну гнусный тип, так гнусный, и ладно. Бен был довольно немолоденький, старше, чем обычно бывают Бены, и это мне понравилось, как-то острее чувство дискомфорта при виде не юноши-идиота, а мужчины средних лет. Изабель Дёрфлер в качестве миссис ван Хоппер не особо впечатлила – поскольку в моем понимании миссис ван Хоппер должна быть элементарно корпулентнее. А так, скажем, в маскарадном платьице она выглядит не нелепо-комично, а вполне себе грациозно, теряется смысл. И вообще, Марику Лихьтер в этой роли никто не превзойдет: уж если играть себя саму… ;)

Теперь о главном.

«Ихь» играла Люси Шерер, известная в первую очередь как штутгартская Глинда. Не могу сказать, чтобы я была от нее в большом восторге (особенно после того, как прошлым летом она исключительно паршиво пела POTO с Крёгером в Динслакене, так что слова Уве в финале приобрели некий новый смысл: «Ангел мой! Ну спой же ты мне наконец!»). Как Глинда она мне нравится, на роль «Ихь» она идеально подходит визуально – маленькая, неяркая, без особой, честно говоря, харизмы, я ее, по крайней мере, не ощутила, но уж слишком она уверена в себе, слишком весела и улыбчива всю дорогу – нет у нее той робости и застенчивости, которая у «Ихь» должна быть. В общем, что-то не то.

Зато маскарадное платье мне понравилось – позаимствовали идею мадьяр и сделали платье белое, но из 18 века – вид получился гораздо эффектнее, чем у Вицке в непонятном цилиндре и турнюре, который на ней не сидел.

Томас… Вот тут совсем сложно.

Поскольку роман мне был знаком с глубокого детства, к моменту создания мюзикла у меня имелись четкие представления о героях, и Крёгер, если на то пошло, не очень-то вписывался в мой образ Максима. Хотя был невероятно хорош и – просто на порядок лучше и симпатичнее книжного персонажа. Нечто более близкое к собственным представлениям я увидела у Сильвестера в мадьярской постановке. В сравнении с Веной это не лучше и не хуже, это просто по-другому – и отлично. От Томаса я, наверно, ждала еще более точного попадания в «свой» образ, мне казалось, что он идеально подходит для этой роли. Потом начались отзывы о Занкт-Галлене – и относительно Томаса отзывы были исключительно отрицательные. Я думала, что народ просто не желает воспринимать иную по сравнению с Крёгеровской трактовку. Теперь знаю – в принципе, так оно и есть, но только Томас тут ни при чем, он представил Максима настолько убедительно, насколько это было возможно. От Занкт-Галлена у меня создалось такое впечатление, что сами создатели мюзикла, режиссер, вероятно, и авторы (появилась же новая песня) хотели подать роль Максима как угодно, только не так, как это было у Крёгера. Теперь, посмотрев это вживую, я понимаю, что Уве тут ни при чем, а целью их было сделать Максима еще более положительным-ранимым-уязвимым-белым-пушистым, в ущерб логике сюжета. Мне и так всегда было глубоко непонятно это: пихнул как-то так вроде случайно, а она и убилась. Я могу это понять в Голливуде 30-х годов, где нельзя было, чтобы положительный персонаж совершил убийство, но в мюзикле-то зачем, ведь нарушает весь смысл происходящего?

В Штутгарте, правда, все это смотрелось хоть как-то более пристойно, чем в Швейцарии, где Томас нежно распевал свою Zauberhaft natürlich, трогательно прыгая вокруг рисующей «Ихь» с корзинкой для пикников (sic!). Можно представить себе Макса де Уинтера с корзинкой для пикников, томно вздыхающего: «Ах, как она волшебно естественна!»?! В Штутгарте этот номер хотя бы вынесли в свадьбу, где эти сю-сю еще как-то уместны.

Делая предложение героине, Максим в Занкт-Галлене доставал из вазочки на гостиничном столе мааааленький чахлый букетик. Эта двухметровая каланча и маленький букетик? Сцена странная и комичная, непонятно зачем. В Штутгарте там был хотя бы приличный такой цветок типа пиона, который он все равно прибрал себе. Но все равно выглядело глупо. И совсем странно звучала его фраза за игрой в шахматы: «Тебе должно быть трудно со мной, я человек нелегкий». Что-то мы этого до того момента не заметили, не муж, а золото, пикники, сюсюсю, цветочки!

Мне понравилось, что, увидев «Ихь» в маскарадном костюме, Максим со звоном роняет бокал, но потом, вместо того, чтобы отослать ее подальше, он убегает сам (а как Уве жалобно сползал по ступенечке!), а «Ихь» остается выяснять, в чем, собственно, дело, что  вообще сводит драматизм сцены на нет. Уж выяснила бы как-нибудь в антракте…

Остальное – то, что, наверно, привнес в эту роль сам Томас, было хорошо. Его фантастически красивый бархатный баритон, переходящий в пении в громовые раскаты, ощущение уверенности и силы, которым так и веет от его долговязой фигуры, изящные нюансы выражения. Особенно понравилось мне, как обыграл он заглядывание в пропасть – видно было, что в пропасть он смотрит, и что близок он к тому, чтобы шагнуть туда. И еще  - как забегали у него глаза, когда в суде упомянули о раскрытых кингстонах. Будь там кто-нибудь сведущий в психологии, Максим бы попался :)

И еще мне понравилось, что в сцене пожара Максим поручает жену Фрэнку, а сам остается допевать свой номер один – остается один на один с гибнущим домом, столько, сколько может выдержать у самой кромки огня. Впрочем, кажется, так было уже у мадьяр, не помню.

Но самым потрясающим открытием для меня стала Пия Даус. После десятков и десятков шоу и концертов с участием Крёгера она уже как родная, и только где-то к середине спектакля я внезапно осознала, что вживую-то я ее вижу впервые! И это, конечно, мое личное впечатление, и ни разу не непредвзятое, но вот Томас, он какой в записях, такой и в реальности, а Пиа – как и Уве, в жизни гораздо больше, чем может передать видео: ярче, красивее, сильнее. Женщинами-актрисами я в принципе интересуюсь мало, и то, что она настолько потрясла меня, о чем-то говорит.

Herrgott, вот это была миссис Дэнверс! Мощнейший голос, пронзительная игра. А какая замечательная у нее была гримаса, когда ей помешали довести «Ихь» до самоубийства: «А черт, сорвалось!»  И конечно, особенно эффектен был прекрасно поставленный миг триумфа – конец первого акта, где миссис Дэнверс не выходит на сцену, а стоит, вскинув руки, на вершине остро вгрызающейся в темноту оборванной лестницы…  

У SD нас было всего четыре человека. Полная темнота, артисты спускаются по высокой лестнице, нужно иметь наметанный глаз, чтобы хотя бы опознать «своего»… 

Люси приветствовала фанаток как лучших друзей, мило болтала с ними, искательно заглядывала в глаза, я думала, не взять ли и у нее автограф, когда меня внезапно толкнули в бок: беги, мол, упустишь.

Томас не любит возни с фанатами. Никто кроме меня даже не решился к нему обратиться. Но со мной – а мы разговаривали уже второй раз – он был более чем любезен и внимателен: все-таки не каждый день люди специально приезжают из России, чтобы на него посмотреть. К тому же, убедившись, что ему не угрожает большая толпа фанатов, он успокоился и перестал спешить.  

А потом площадка перед выходом прямо-таки осветилась – вышла Пия, лучащаяся доброжелательностью и весельем, подошла сама ко всем по очереди, одолжила для меня у другой фанатки золотой маркер подписать программку и фотографировалась, пока ее саму не удовлетворил результат. 

 

Борхерт с начала мая снова перебазируется из Мэндерли в замок Кролока, и вопрос о новом владельце английского поместья упорно остается открытым (вернее, из этого делают большую тайну). Наиболее вероятный претендент – Ян Амманн. Честно говоря, мне не очень нравится сочетание слишком молодого и слишком смазливого Яна с тамошней установкой на положительность Максима, но кто знает? Ведь ради потрясений и сюрпризов и стоит подчинять весь свой рабочий график мюзикловому шпильплану и спускать все деньги на проезд до театра… Миссис Дэнверс оказалась самым очаровательным из обитателей Мэндерли!

Скоро Пасха!

Подарок на Пасху - пасхальное яйцо "Незабудки" - яйцо, покрытое полимерной глиной, сверху - цветы и бабочка-голубянка. Стоит 400 руб. в магазине Goldenbee на Ярмарке мастеров:

Ярмарка Мастеров

Nice Easter Gift - Handmade Easter Egg "Forgetmenots"

Just click here: 

Goldenbee

ЗИМА

Солнце греет по-весеннему жарко, однако зима нехотя сдает позиции, по утрам еще встречает кусачий морозец... Поэтому надо было срочно дописывать балладу, пока ощущения не прошли:)

Тонкой кисточкой мороза

На окне узор

В мелких искрах ночи гжелью

Смотрит он в стекло.

После давешней метели

В синь белеет двор,

На ветвях повисли слезы –

Звонко и светло.

Дверь дубовая примерзла –

Отворишь едва ль.

Покрывает бледный иней

Пленкою засов.

Но несет из дали синей

Ледяной январь

Сквозь ажурные березы

Еле внятный зов.

В мир от снега непривычный,

В кружевную вязь,

Прочь по насту коркой ломкой,

Свой оставив дом,

В путь – куда зовет поземка,

Бешено вихрясь,

Подгоняет свистом птичьим,

Вдаль, за бурелом.

За метельной круговертью

Спустится покой

Над застывшей гладью снежной –

Озеро иль луг? –

Над пустынею безбрежной

В тишине глухой,

Там, где холод дышит смертью,

Там, где воздух туг.

Но вдали за кромкой бора

Вдруг – полозьев скрип

Вкупе с тонким, нежным звоном

Громко запоет,

И чертя на белых склонах

Змей цветных и рыб,

Полуночною авророй

Вспыхнет небосвод.

Шесть стремительных оленей

Мимо пролетят,

Наст круша в сверканье граней,

В вихрь взметая снег.

За шестеркой следом сани,

В серебре скользят,

Разгоняя блеском тени,

Ускоряя бег.

В них – княжна зимы и ночи

На богатый пир

Во дворец спешит за пустошь,

За ледовый кряж,

В ясный, вымерзший до хруста

Свой волшебный мир.

Видел мало кто воочью

Этот экипаж.

Бубенцы, танцуя, блещут,

Музыки полны.

Вторит им, переливаясь,

Серебристый смех.

Королевских горностаев

Благородный мех

И вздыхает, и трепещет

На плечах княжны.

В косах – высверки алмазов,

Взгляд – небес лазурь,

Глаже мрамора ланиты,

Блеск надменных губ.

Поведет сапфирным глазом,

Молвит: «Ты мне люб!»

И тотчас исчезнет, скрыта

В танце снежных бурь.

Не заметишь, грезя встречей,

Что мороз утих,

Но тепло уж не струится

С паром изо рта…

Путь ночной княжны отмечен

За верстой верста

Неподвижной вереницей

Статуй ледяных…

© Targhis, 2012

НАЗВАНИЯ ДРАГОЦЕННЫХ КАМНЕЙ

Слово АМЕТИСТ – греч. аметистос происходит от слова мети – «вино». По легенде, прекрасная девушка просила у богини Артемиды заступничества от преследовавшего ее Вакха, и богиня, не проявив особой фантазии, превратила ее в камень. Вакх придал недоступной возлюбленной «винный» цвет и способность противодействовать опьянению.

ИЗУМРУД происходит от греческого смарагдос – «сияющий».

ОНИКС означает по-гречески ноготь. Амур однажды подстриг наконечником стрелы ноготки спящей Венере, а парки старательно собрали обрезки и превратили их в камни.

ХРУСТАЛЬ (кристалос) – по-гречески означает «стекло».

Обо всем этом рассказывается в «Этимологическом словаре архитектурных терминов» французского геральдиста и генеалогиста Дени-Франсуа Гастелье де ла Тура (Gastelier de la Tour, Denis-François. Dictionnaire etymologique des termes d’architecture, et autres Termes qui y ont rapport suivi de l’explication des Pierres Précieuses, & leurs Etymologies. Paris, 1753). В этом карманном издании в одну двенадцатую листа раскрывается значение разнообразных архитектурных терминов. До этого мало кто из специалистов по архитектуре уделял внимания этимологии слов, лишь в некоторых трудах приводились небольшие словари в несколько сотен слов, тогда как Гастелье собрал более 11000 тысяч статей. В конце издания приведен за компанию небольшой словарь этимологии драгоценных камней и самоцветов. Их названия широко известны, однако мало кто задумывается, что означают  эти таинственные старинные слова. Некоторые названия происходят от названий местностей или имен их первооткрывателей, со многими связаны античные мифы.

Например, название АЛМАЗа (он же диамант, адамант) происходит от имени Адам. Так звали юношу, сторожившего на Крите колыбель бога Зевса. Чтобы юноша не выдал его злоумышленникам, юный бог превратил его в самый прочный камень. Опасно, однако, было связываться с богами…  

В Зоологическом музее

По выходным, идя по пешеходному переходу через Университетскую набережную с Дворцового моста на стрелку Васильевского, всегда видишь на тротуаре более-менее длинную очередь, выстроившуюся вдоль стены здания, некогда служившего пакгаузом Биржи. За скромной небольшой дверью посетителей ожидают необъятные пространства и несметные множества застывших в стеклянных витринах тварей земных.

Зоологический музей в Санкт-Петербурге был основан в первой половине XIX века, однако некоторые его экспонаты помнят еще Петра I и его знаменитую Кунсткамеру.

У меня же это был любимый музей в детстве, когда я искренне намеревалась избрать профессию зоолога (большое спасибо классной руководительнице, вовремя свернувшей меня с этого пути – не моя это стезя). Немало упоительных часов (в т. ч. и с альбомом для рисования) было проведено на бесконечном маршруте от играющих у норы лисят к застывшему в прыжке тушканчику, а потом – мимо бесконечных рядов разнообразных птиц к дерущимся по весне оленям, притаившимся в тропических зарослях дымчатым леопардам, рычащему в скалах ирбису…

Когда мне было лет восемь-десять, бабушке, даме более чем далекой от зоологии, было поручено осчастливить ребенка на каникулах, и ей пришлось привезти меня в музей и ходить следом за мной от витрины к витрине. Выйдя наконец из музея, она глубоко вздохнула и сказала с искренним изумлением: «Вот уж не знала, что на свете столько зверья! Но лучше всего эти твои… ШТуканчики!»

В прошлый раз я была в этом музее лет пятнадцать назад, и впечатление от того посещения осталось какое-то… тусклое. Ибо тусклыми и невзрачными казались взгляду взрослого человека звери-птицы-рыбы, вызывавшие в детстве такой восторг. В детстве ты видишь в диорамах то, что тебе хотели показать – картины жизни, яркой и подвижной. Взрослым же ты видишь… трупы. Выцветшие чучела со стеклянными глазами, не всегда удачно исполненные. Примерно того же я ожидала и сейчас, волей случая оказавшись в этом застывшем во времени уголке пространства снова. Однако было удивительно приятно. Может быть, оттого что теперь я смотрела на все это глазами историка, привыкшего иметь дело со стариной. Может быть, оттого что с самого первого моего посещения музея в нем совершенно ничего не изменилось, и многие звери встречали меня как старые, надежные друзья – парящий над вытянутым нефом первого зала скелет кита, скромно приютившийся в уголке витрины додо, знаменитый мамонт с оторванным хоботом.

Мы поступили более чем разумно, сразу поднявшись на второй этаж к экспозиции насекомых, так как, умотавшись по нижним залам, до них обычно уже не добираешься, и могли полюбоваться с высоты перспективой первого зала и кита.

Впервые в жизни я обратила внимание на имена ученых-естествоиспытателей, написанные на колоннах зала – снизу их не замечаешь.

Посмотрев на летящие и лезущие по веткам скелетики, один посетитель заметил, проходя мимо: «Не кормили…»

Ирбис – самое родное и близкое библиографу животное: так называется библиотечно-информационная система. И чего ради он на меня рычит, спрашивается?

Всем смотреть в объектив – сейчас вылетит птичка!

Один экспонат ухитрились показать два раза. В первом случае – окаменевший мамонтенок, во втором – оттаявшая от него шерсть, налепленная на муляж.

Да, можно сказать, что подобные экспозиции насмерть устарели, и музей следует модернизировать, но мне нравится в нем именно это – законсервированный в витринах и диорамах, в выцветших перьях и ветхих шкурах дух времени, история науки, ее молодость, которую никак не передадут сенсорные экраны и тридешная мультипликация, и увидеть которую можно только, заглянув в вытаращенные стеклянные глаза, помнящие мир совершенно иным…