Из-за неимоверной занятости только сейчас дошли руки рассказать о сентябрьских впечатлениях.
Чтобы ко мне никаких претензий :)
После конца второго акта публика расходилась из зала,
обмениваясь потрясенными взглядами – после ярких и убийственно смешных
мизансцен этот крик абсурдной фигуры в узком черном платье, натянутом на
атлетические плечи, и пышном парике: «Я есть то, что я есть и хочу лишь
немного справедливости!» буквально выворачивал душу наизнанку.
В Ландестеатре Зальцбурга 21 сентября состоялась премьера «La Cage aux Folles»,
«Клетки для безумцев», новой постановки бродвейского мюзикла 1983 года,
заслужившего в свое время уйму Тони. Режиссер Андреас Герген уже много лет
мечтал поставить этот мюзикл, но и не предполагал, насколько актуальной
окажется премьера. И более чем подходящий исполнитель для центрального образа,
вокруг которого строится весь сюжет, трансвестита Альбена, имелся под рукой:
Уве Крёгер принимает участие уже в четвертой подряд постановке этого режиссера
и не далее как в прошлом году он
выступал на сценах Мюнхена и Мерцига в роли-травести – в качестве Эдны
Тернблад из Хэйрспрэя, закомплексованной по причине лишнего веса американской
прачки. Здесь лишнего веса не наблюдалось, только бугры от души накачанных
мускулов под летящими шелками и страусиным пухом…
Я впервые присутствовала на европейской премьере, и
впечатления были… прикольные. Сплошь вокруг смутно знакомые лица – люди,
имеющие отношение к австрийской мюзикловой продукции, или просто знаменитости,
мелькающие на тамошнем телевидении. Спектакль принимали бурно и весело,
постоянно держалась атмосфера праздника. Впрочем, и через неделю, когда я снова
посетила это шоу, публика смеялась буквально до слез и искренне сопереживала –
тогда как по «Звукам музыки» у меня создалось впечатление, что зальцбургская
публика ведет себя довольно сдержанно, даже притом что места раскуплены за
полгода. Рядом со мной сидела пара средних лет и весь спектакль мужчина повторял в тихом
восторге: «Это невозможно, это невозможно… С ума сойти!»
До сих пор я видела только (не вживую, конечно, и когда я
заикнулась об этом Крёгеру, он рассмеялся: «Ты слишком молода!») берлинскую
постановку 1986 года, и Альбена там играл легендарный Стив Бартон. Спектакль
мне очень понравился, особенно, в свете нынешнего явно искусственно
раздуваемого противостояния, и в России, и не только, и когда я узнала, что Уве
Крёгер будет играть в этом спектакле, срок моего отпуска в этом году
моментально определился. Я должна была это увидеть – и прямо на премьере.
Для тех, кто не в курсе:
Травести-клуб под названием La Cage aux Folles в Сан-Тропезе. Владельцы клуба – семейная пара, Жорж – конферансье и Альбен – звезда клуба, известная
публике как Заза. Живут они в своем веселеньком гнездышке над клубом – в
атмосфере постоянных разборок, претензий «артисток», завидующих положению Заза,
в общем, скучать не приходится. Но у Жоржа имеется сын, Жан-Мишель. Богемная
мамаша в свое время сбросила ребенка на руки нестандартному папаше и усвистала
по своим делам, лишь изредка разрождаясь открыткой на день рождения – в
неправильный день. Жорж и Альбен вырастили мальчика как сумели, Альбен всеми
силами старался заменить ему мать, не всегда удачно, зато со всей душой, и
искренне к нему привязан. Между тем, мальчику двадцать четыре года, он собрался
жениться на милой девушке (Альбен: Наш
сын собрался жениться. Где-то мы с тобой допустили ошибку…), и буквально
завтра родители невесты собираются явиться в гости знакомиться с родителями
жениха. Проблема в том, что отец невесты – политик типа г-на Милонова. И этим
все сказано.
Жан-Мишель просит Жоржа связаться с его матерью и уговорить
ее прийти к ним, чтобы они на один вечер изобразили нормальную семью. В
квартире полностью меняют обстановку из откровенно фривольной на устрашающе
пуританскую. Понятно, что Альбену в этой «нормальной» семье места
нет, и Жан-Мишель с легкостью готов выставить свою названную «маму» на этот
вечер в гостиницу. Только в гримерной перед самым выступлением Жорж набирается
храбрости и объясняет Альбену, как обстоят дела – ему нет места на помолвке
собственного «сына». Учитывая гиперэмоциональность звезды, все ждут взрыва,
однако Альбен, выйдя из-за ширмы, только холодно извиняется: «Я должна идти на сцену», просит остальных актеров удалиться и
разражается истинным гимном: «Я есть то, что я есть».
На следующее утро Жорж придумывает компромисс – Альбен будет
присутствовать в качестве дядюшки – и безуспешно учит Альбена вести себя, как
мужчина. Результат получается плачевный, и когда приходят гости, Альбен тихо
смывается в свою комнату. Мать Жан-Мишеля так и не изволяет явиться, все планы
Жоржа и Жан-Мишеля рушатся, но в решающий момент является Альбен в женском
обличье (А вот и мама!) и виртуозно
спасает положение. Гости довольны, очаровательная Заза ведет их в ресторан, там
ее узнают и просят исполнять песню (Я
больше этим не занимаюсь, теперь я – мать!), гости сами уговаривают Альбена
выступить, все идет прекрасно, но – увы – завершив песню, Альбен по привычке
срывает парик. Далее следует тяжелый разговор в квартире, но девушка решает
пойти против воли отца и выйти замуж за Жан-Мишеля, юноша наконец осознает то,
что уже второй акт пытается донести до него Жорж: как это ценно, когда кто-то
любит тебя и заботится о тебе, и Жан-Мишель просит у Альбена прощения. Отца невесты
вынуждают дать согласие на брак дочери шантажом, так как журналисты заметили
его в такой компании, и политика выводят
из квартиры тайком через сцену клуба, переодетым в женское платье. Все
довольны. Альбен выходит на сцену в элегантнейшем белом костюме, ничего
женского в его повадке уже нет, и они с Жоржем поют друг другу: «Я молод и влюблен».
Мне искренне понравилась берлинская версия, но в сравнении с
ней в Зальцбурге было зрелище куда более яркое, многоцветное, вызывающее,
смешное и – пронзительное. Я уже много раз говорила о том, в каком я восторге от режиссеров Андреаса Гергена и Христиана Штруппека и повторю это еще раз, они снова
сделали совершенно замечательное шоу. Хореография тоже выше всяких похвал.
Открывается шоу неожиданной сценой, в которой маленький
мальчик с куклой красуется перед зеркалом, примеряя материну шляпу и туфли,
потом приходит мама, качает головой и с тяжелыми вздохами уводит его со сцены
(небольшая претензия – по прическе «под горшок» и брюкам еще не очевидно, что
это не девочка, я в его возрасте одевалась примерно так же… только в куклы не
играла…:)
), по сторонам шкафа становятся два могучих культуриста, раскрывают дверцы… и
начинается парад красоток со всех концов света…
Все персонажи были великолепны – прелестные кажетки (Я не занимался бы этим, не будь моя жена
беременна!), уморительный дворецкий-Жакоб, видящий себя камеристкой,
суровый адепт благопристойности Дэндон, симпатичный, блондинистый сосредоточенный
на своей любви и перспективах до полного невиденья всего остального Жан-Мишель,
прелестная Анн и бесконечно элегантный и остроумный Жорж. Жоржа играет актер
изящный и миниатюрный – во всяком случае, он выглядит так рядом с Уве,
который и так широк, как шкаф, а встав на каблуки, становится просто огромен. Эта разница постоянно
обыгрывается: Альбен жеманно похлопывает Жоржа по плечу, и тот скрючивается от
боли, Альбен падает Жоржу в объятья, и они застывают в классически романтической
позе: «Ну что?!» «Да мне тебя не поднять!» Смешно выглядит
и то, как, танцуя с Дэндоном, Альбен отрывает его от пола.
В постановке 1986 года самым сильным моментом был эпизод,
где Дэндон кричит на свою дочь: «Да они
же гомосексуалы!», и девушка холодно отвечает: «Не ори, папа, они знают, кто они». Зал после этого разразился
аплодисментами (sic!).
Жаль было, что здесь эта фраза полностью потонула в общем споре, оставшись
незамеченной, вероятно, по вине актрисы – Ханны Кастнер, Лизль из «Звуков музыки».
Ханна – очаровательнейшая девушка с прелестнейшей улыбкой с ямочками, смотреть
на нее – одно удовольствие, но что-то кроме улыбки я в ней уже которое шоу ничего особенного не могу разглядеть. Роль Анн, конечно, чисто вспомогательная,
однако и то, что можно из нее сделать, здесь сделано не было.
Еще в берлинской версии Жан-Мишель просил прощения у Альбена
и Жоржа, встав перед ними на колени, здесь обошлись без этого пафоса, и, на мой
взгляд, зря,
драматизм момента был бы усилен.
В середине мюзикла была большая вставка – представление
клуба с личным шоу Крёгера. Он появляется на сцене на верхушке гигантского
тортообразного белорозового кринолина, спускается оттуда, оказавшись в коротеньком
платьице в тех же белорозовых кружевах («Прелесть, правда? Обошлось в кругленькую сумму! Костюм тоже…»),
рассказывает анекдоты, играет с залом, отчасти импровизируя. Но самый убойный момент следует дальше, когда после выступления кажеток Крёгер возникает в глубине
сцены в костюме… Элизабет! В той самой картинной раме. И кивает с улыбкой
Джоконды, наблюдая, как зал корчится от смеха. Сбылась мечта всей жизни.
P.S.
Воспользовавшись тем, что я снова оказалась в Зальцбурге, я
заглянула и на «Звуки музыки», первое представление сезона, втиснутое между «Ла
кажами». Прикольно было уже просто посмотреть на Уве в образе фон Траппа:
сегодня он играет трансвестита, завтра – отца семерых детей, морского капитана.
Но, хотя, казалось бы, любимые шоу с любимыми артистами мне не приедаются,
«Звуки» в этот раз смотрелись бледновато. Спектакль уже идет третий сезон, в
составе произошли некоторые изменения к лучшему: мне гораздо больше понравился
нынешний Макс и нынешний Рольф – тот же блондинчик, что играет Жан-Мишеля в «Ла
каж», более арийской наружности, чем прежний актер. Дети, однако, остались те
же, и дети… элементарно подросли! И это уже не смотрится так, как было раньше...
Самая маленькая уже не производит прежнего впечатления, да и на руки ее
поднимают не без натуги… Но самое печальное, что сменилась главная героиня,
больше нет Вицке, а без Вицке это уже совсем не то. Меня как любителя
наибольшего возможного натурализма и деталей сразу напрягла ее красивая
стрижка. Модная стрижка – у послушницы? У Джули Эндрюс в фильме были короткие
волосы, но обрезанные без претензий, у Вицке – скромный узелок на затылке. И
для Уве Вицке все-таки – тоже «его» женщина, почти как Пия, и с новой актрисой
такой «химии» уже не ощущалось. Да и поднадоело ему, наверно, просто-напросто –
после того как в этом году появились два куда более многозначащих для него
проекта. Но смотреть все тот же жизненно-реалистичный Эдельвайс я могла бы до
бесконечности: здесь, когда на втором куплете барона душат рыдания, и он сбивается,
песню подхватывают дети, обступив его, и Георг с изумлением смотрит на свою
любимицу Бригитту, на глазах у зрителей осознавая, что его семья и есть его Heimat, родина, которую он
может взять с собой и на край света…
No comments:
Post a Comment